Так и прошел остаток дня. Около получаса я просидел с Антоном. Честно скажу - обрадовался он мне, словно... Ну, не знаю. Будто не я, а мама родная его навестить пришла. Все порывался подняться, просился поскорее в строй... Я ничего ему не сказал о том, что один из наших ребят, которых мы потеряли в Сенном, выжил. Нечего ему об этом знать - пусть тот грех, что мы фактически обрекли выжившего на смерть, предали его... Пусть это останется на нашей с Митрофанычем совести. Однако, обо всем остальном - рассказал.
- Ты заходи почаще, командир. - так попрощался со мной Антон, когда я поднялся, собираясь уходить.
Следующие несколько дней я просто не знал чем заняться. Митрофаныч оживал на глазах и моя помощь в управлении отрядом требовалась все меньше. С добытой взрывчаткой тоже пока ничего делать не надо было... В общем, приходилось самому искать себе занятия. Ну, не могу я долго бездельничать - быстро надоедает! Зато, если поискать себе работу... Конечно, не по хозяйственной части. Рук принести воды или нарубить дрова у нас и без меня хватает. А вот сунуть свой нос во все остальные дела и раздавать ценные указания - это всегда пожалуйста. Причем, стоит сказать, что никто против такой помощи не возражал.
Я провел несколько занятий по подрывному делу, за что мне был очень благодарен Селиванов, занятый проверкой новобранцев. Присутствовал и на беседах с этими новобранцами. Обсудил с Митрофанычем вопросы организации отряда... Но главное - наконец-то пригодились мои знания, приобретенные в будущем. Причем, в весьма неожиданной для меня сфере.
Как я и собирался, как-то вечером отозвал в сторонку Селиванова и завел разговор об агитации. Знаете, еще перед этим разговором, размышляя над вопросами агитации, я вдруг понял, что мой опыт, приобретенный в ходе целой кучи пережитых в своем времени избирательных кампаний, гораздо... изощреннее, чем даже опыт поднаторевшего на комсомольской ниве Селиванова. Пусть даже это 'пассивный' опыт, но ведь сколько всего вливалось в глаза и уши людей моего времени через СМИ - поневоле запомнишь! Поэтому, я постарался как-то систематизировать эти, с позволения сказать - знания и изложить все это Сереже.
- Недостаточно одних призывов к борьбе. Врага надо, в первую очередь, опозорить. - посвящал я Селиванова в основы 'черного' пиара. - Надо сделать так, чтобы немцев просто перестали уважать...
- Как это - 'уважать'? - перебил Селиванов. - Они же враги!..
Я поднял руку, обрывая его.
- Они боятся. Знаешь поговорку: боятся - значит уважают. Но нельзя бояться того, над чем смеешься.
- Ты думаешь, что наши бойцы боятся немцев? - спросил Селиванов.
- Конечно боятся! - кивнул я. - Ты сам вспомни как начиналась война, как мы отступали... Вспомни как ты сам, еще при Трепове, нырял в кусты, стоило только услышать самолет.
- И что ты предлагаешь?
- Обидные стишки, частушки, анекдоты...
Я задумался, подбирая подходящий анекдот, который можно переделать под существующие реалии. И пока я думал, мне на глаза попались двое бойцов, которые о чем-то беседовали неподалеку. Отлично! Заодно и проверим, понравится ли им анекдот...
- Вот, например, такой анекдот. - я специально повысил голос и краем глаза наблюдал за бойцами. Услышав 'анекдот', они примолкли и навострили уши. - Заходит Гитлер в пивную, а там уже сидят остальные фашистские птицы: и Геббельс, и Геринг, и Гимлер, и Борман... Гитлер заказал себе пива. Сидит, пьет. Смотрит - Геббельс уже напился и под стол падает. Геринг с Гимлером подбегают к нему, хватают и тащат куда-то. Гитлер спрашивает у Бормана, мол куда это его? А тот отвечает, что с бабами здесь плохо, так что они того, кто напился в зад имеют. Но, говорит, ты пей - не бойся. Гитлер пьет дальше и тоже напивается. Вдруг чувствует - тащат его куда-то. Открывает глаза, видит Геринга и Гимлером и начинает орать - не надо меня никуда нести! Не хочу! А Геринг ему говорит - не волнуйся, мы тебя уже обратно несем!
Наградой мне стал просто дикий ржач подслушивавших бойцов. В принципе, на такой эффект я и рассчитывал. Уверен, что этот анекдот еще до утра будет знать весь каждый в лагере.
- Вот, видишь? - я кивнул на смеющихся бойцов. - Народу нравится.
На лице Селиванова же особого энтузиазма не было. Я даже догадываюсь, о чем он подумал когда я рассказал анекдот. И, предваряя все возражения о том, что подобная пошлятина недостойна советских людей и прочее, прочее... я сразу же продолжил.
- Здесь народ простой. И шутки должны быть простыми. И не только простыми, но и обидными для немцев. Позорными. Только тогда мы добьемся нужного результата. Помнишь плакаты времен гражданской? Все эти мелкие, пузатые буржуи на них, обидные для буржуев стишки... Примерно ведь то же самое.
По этому вопросу мы проспорили не менее получаса, но победителем в споре вышел все же я. Скрипя зубами, Сережа признал мою правоту. Единственное, о чем мы договорились - это о том, что подобные анекдоты будут распространяться неофициально. А кроме анекдотов, я посоветовал распространять среди партизан слухи о зверствах немцев по отношению к местным и пленным. Это должно, во-первых, вселить в бойцов ненависть к врагу, а, во-вторых - искоренить даже мысли о сдаче в плен. Здесь тоже пришлось убеждать Сережу о необходимости таких мер - он считал, что все партизаны и так немцев ненавидят и в плен сдаваться никто даже не думает. Зато дальше наша беседа, затянувшаяся до глубокой ночи, прошла как по маслу - в полном согласии. Если вкратце, то, для поднятия боевого и морального духа бойцов, мы решили организовать в отряде самодеятельность, участвующие в которой будут давать концерты раз в неделю, для налаживания связей с местным населением - поиграть в Робинов Гудов и отдавать часть захваченного продовольствия (естественно, не в ущерб себе!) крестьянам... И напоследок, в чем я получил горячую поддержку Селиванова, решили распространить среди немцев мысль о том, что за каждого убитого мирного жителя будут убиты двое немцев.