Когда немцы, наконец, осознали угрозу - их силы уже уменьшились на пять человек. Остальным четверым, оставшимся в живых, удалось залечь и открыть ответный огонь. Стоит ли говорить, что вся наша маскировка рассыпалась при первых же выстрелах. Немцы сразnbsp;у, только опомнившись, определили, где мы лежим. Чуть позже, однако - тоже быстро, заметили они и тех, кто стреляет от рощи. Но их сопротивление не продлилось долго. Опомнились и военнопленные. Едва первые немцы, охранявшие их, упали на землю, как, сначала около трети, а спустя какие-то секунды - и остальные, двенадцать пленников, копавших яму, набросились на тех охранников, кому повезло избежать наших пуль. Впрочем, на этом их везение и закончилось. В считанные минуты охрану просто втоптали в землю, потеряв всего двух человек.
Убедившись, что опасности больше нет, я сбросил с себя простыню и поднялся на ноги. Рядом из снега, словно выросли, поднялись остальные трое бойцов. Группа Шпажкина, на всякий случай, осталась лежать у рощи. Едва моя фигура появилась в поле зрения, все взгляды освобожденных пленников устремились на меня. Кое-кто даже поднял карабины, захваченные у немцев.
- Свои! - крикнул я, тоже не опуская, однако, оружия.
Из толпы бывших военнопленных выступил тот же парень, который, как мне показалось, заметил меня с самого начала. Бодрым шагом, уже совсем не напоминающим ту походку автомата, которая была у него еще несколько минут назад, он подошел и остановился в нескольких шагах от меня.
- Ефрейтор Жучков. - представился парень. Рука его дернулась, словно он хотел отдать честь, но снова опустилась по швам. - Спасибо, товарищи!
- Не за что. - кивнул я. - Быстро снимите с немцев все, что есть - оружие, боеприпасы, одежду и остальное. Надо уходить, пока еще кто-то не появился.
Впрочем, о том, что немцев необходимо раздеть, можно было и не говорить. Бывшие военнопленные и так уже вовсю шарят по карманам убитых, снимают с них форму... Кто-то, найдя что-то съестное в сухарке одного из немцев, лихорадочно поедает найденное. Бедняги... Покачав головой, я направился к яме. Спасенных смертников нигде не видно. Если они погибли во время перестрелки... Я постарался отогнать мысль, что все наши усилия потрачены впустую.
Волновался я, как оказалось, зря. Оба, интересовавших нас, человека живы. Когда вспыхнула стрельба, они попадали в ту самую яму, которая должна была служить им могилой. Тем и спаслись - связанные, ведь, они все равно ничего не смогли бы сделать. Правда, один из них серьезно ранен - то ли шальная пуля задела, то ли кто-то из немцев таки попытался привести приговор в исполнение. Умер, бедняга, еще до того, как мы успели вытащить его из ямы. Но второй - тот, который пел 'Интернационал' - цел и невредим. Именно он интересует меня больше всего. Скорее всего, судя по поведению перед расстрелом, он не простой человек, нарушивший случайно комендантский час и приговоренный за это к расстрелу.
Минут через десять мы уже подбегали к поджидающим нас саням Максима Сигизмундовича. Теперь главное - как можно скорее исчезнуть. Вряд ли звуки стрельбы, донесшиеся с того направления, где проводят расстрелы, заинтересуют немцев, но в любой момент сюда могут привезти очередных приговоренных. Хотя, думаю, если бы такие были - их всех отправили бы на расстрел одной партией, но... Все может быть.
Приказ остановиться я отдал только коло полудня, когда мы укрылись среди небольшой рощи, где-то северо-западнее Ровно. С помощью Жучкова я выстроил всех освобожденных военнопленных.
- Товарищи, прежде чем мы двинемся дальше, я хочу прояснить один вопрос. - я прошелся вдоль строя, глядя на изможденных людей. - Мы - те, кто вас освободили - партизанский отряд, борющийся с немцами в их тылу. Среди нас есть как бойцы Красной Армии, попавшие, в свое время, в окружение или плен, так и местные жители. Нас немного, но мы стараемся нанести как можно больший урон фашистам. Итак, товарищи, кто хочет присоединиться к нашему отряду?
Этот вопрос я поднял по нескольким причинам. Конечно, можно было попросту приказать этим людям, как бывшим бойцам РККА, следовать за мной, или ничего не говорить - отдавать приказы, как командир, и делать вид, что так и надо. Однако, во-первых, не стоит тянуть с собой человека, который, возможно, не хочет этого. Здесь не регулярная часть, в которую можно мобилизовать всех поголовно, не боясь дезертирства. Здесь нет соответствующих органов, следящих за бойцами. Здесь, вокруг нас, только враг, и любая промашка может стоить слишком дорого. Во-вторых, с оружием у нас - не ахти как. Если считать и спасенного смертника, то всего мы освободили одиннадцать человек. А оружия захватили - восемь карабинов и один МП-40, который я сразу же приватизировал, так как у моего, видавшего виды, МП-38 уже чувствительно расшатался приклад, что сказывается на точности стрельбы. Патронов же, среди захваченного, оказалось, на удивление, мало - всего по четыре обоймы к карабинам, не считая тех, что уже были в магазине. С патронами к МП - получше. От унтера нам досталось аж семь полных магазинов - шесть в подсумках и один при оружии. Кроме того, большой отряд означает и бОльшие проблемы с продовольствием. Честно говоря, и так, последнее время, приходится все туже и туже затягивать пояса. Свалившиеся же на мою голову лишние рты сделают ситуацию с продовольствием еще более критической. И последней проблемой, возникшей с увеличением численности отряда, стало то, что большому отряду гораздо труднее укрыться. Если семеро еще как-то могли разместиться на хуторе, где мы скрывались последнее время, то для восемнадцати человек там будет уж слишком тесно. Да и следов гораздо больше остается. В-третьих, одной из причин, по которой я был бы не против того, чтобы избавиться от части спасенных нами людей, стали именно следы. Колеи, оставленные позади полозьями саней, однозначно указывают погоне (а то, что погоня будет, я ни на миг не сомневаюсь), в каком направлении нас искать. Хватило одного взгляда на небо - абсолютно чистое и безоблачное - чтобы понять, что снегопада в ближайшее время не предвидится и след продержится достаточно долго. В общем, пусть это подло, но я решил оставить сани тем, кто не захочет присоединяться к нашему отряду. Если такие найдутся, то, уехав на санях, потянут след дальше и поведут погоню в ложном направлении. А те, кто останутся, уйдут в другую сторону, стараясь замести за собой следы. Никаких угрызений совести от того, что так подставляю людей, которых сам же только что спас, - фактически, обрекаю их на верную смерть - я не испытывал.